После второго свидания с Антоном у нас как-то быстро всё завертелось. Не прошло и двух недель, а он уже почти поселился в моей съёмной хрущёвке, недалеко от Торжковского рынка.
В однушке было всё, что требовалось: старый диван-ветеран с пружинами наружу, антикварный деревянный комод, тяжёлые ящики которого с трудом выдвигались с характерным скрипом, маленький неработающий ламповый телевизор, наверное, не цветной.
Детскую кроватку я привезла с собой. Мне кто-то отдал её ещё в общежитии, даже уже не помню, кто. Мне тогда много чего отдали, подарили. На работе сразу после родов собрали какую-то астрономическую для меня сумму и передали через подругу в конверте. Люди приносили мешками одежду, игрушки. У меня было всё, что нужно, и даже больше…
Однако скоро первое февраля, приедет мама, привезёт дочку из Лодейного поля, как договаривались. Ей уже три с половиной года, большая совсем. Сейчас только пустая кроватка напоминает о ней.
Нужно что-то решать с Антоном. Но как? «Мама, это мой новый парень!» Опять?! Не могу же я маму и дочку знакомить с каждым, вдруг опять ничего не получится. А у ребёнка травма: для неё каждый мужчина – это папа.
Вчера потихоньку спросила у Антона, не потеряли ли его родители. Всё-таки три дня не был дома. А он и бровью не повёл – всё нормально, говорит, никто его с собаками не ищет. Потом, спустя долгое время, я узнала, что родители его были даже рады. Парню почти тридцать, а отношения не складываются, уже беспокоиться начали, знакомили с дочками друзей и знакомых, но ничего не получалось…
Прошло слишком мало времени, не могу понять, могу ли я ему доверять. Думаю вот что – попрошу его пожить у своих родителей на время приезда мамы с дочкой, а там видно будет.